До сих пор не ясно до конца и то, какими были берега у многих меловых морей, сухими или, наоборот, — очень влажными. Загадкой является и то, почему именно в восьмом веке стали так бурно размножаться микроскопические водоросли — кокколитофоры? Было это связано только с увеличением площади морей, с их, скажем, температурой или это следствие бурных извержений вулканов в середине мелового периода? Ведь выбросив в атмосферу массы углекислоты, «огнедышащие горы» могли существенно расширить «пищевую базу» растений, вызвав резкое увеличение их численности, в том числе и в водах морей.
В общем, мел, оказывается, совсем не прост!..
Ну, хорошо… Теперь найдем в белой туронской толще промытый водой отвершек и начнем подниматься по нему, присматриваясь к кускам породы… Одни слои кажутся совсем безжизненными. В других окаменелостей много, но все они очень однообразны и видом своим напоминают обломки каких-то белесых костей… Но — кости ли это? Приглядись… Загадочные обломки сложены множеством плотно прижатых друг к другу призмочек кальцита. В костях животных такого не увидишь. И по форме обломки иные. Вот явно часть створки какой-то огромной раковины, вот кусок ее макушки, вот обломок, бывший когда-то замком, устройством створки. На нем — ряд углублений, ступы другой половинки раковины.
Перед нами остатки «защитных доспехов» крупных двустворчаток, из всех когда-либо обитавших в наших краях. Диаметр их раковин иногда достигал полутора метров! А толщина створок, судя по обломкам, трех сантиметров! Имя этих огромных моллюсков — «Иноцерамус ламарки Паркинсон», что в переводе значит «подобные черепичной крыше, названные в честь французского естествоиспытателя Ламарка, впервые описанные английским палеонтологом Паркинсоном». Они — представители многочисленного рода, включающего в себя более 700 различных видов, большинство из которых обитало в морях во второй половине мелового периода. И наконец, это остатки главных «маяков» Туронского моря!..
Гигантские размеры иноцерамусов, или иноцерамов, — не прихоть природы. Они давали возможность этим моллюскам безбедно жить на дне Туронского моря в условиях, очень похожих на те, что были в Московском бассейне карбона; тут тоже постоянно случались «известкопады», грунт состоял из топкого ила, а при малейшем движении воды поднимались облака известковой мути. В такой обстановке большая раковина — это не только гарантия, что моллюска не засыплет вдруг частичками кальцита, но и возможность забирать воду из слоев, что повыше, а стало быть, и почище. Однако у иноцерамусов раковина не просто стояла торчком, а располагалась под некоторым углом к дну, при котором большая и выпуклая створка надежно прикрывала вход в «дом». Кстати, наклонное положение давало возможность еще и опираться на очень небольшой участок грунта. И это тоже было очень важно.
Судя по «перекошенной» форме раковины, иноцерамусы жили на дне, прикрепившись к чему-нибудь надежному с помощью роговых нитей — бисуса. Этим «чем-то» могли быть участки уплотненного ила, обломки чьих-то раковин, скелетов, лежащие на дне конкреции. Ясно, что желающих жить на таких местах было предостаточно. И «наклонная поза» позволяла моллюскам предельно плотно заселять удобные клочки поверхности грунта.
Почему в слоях мела попадаются только обломки створок иноцерамусов и совсем нет целых? Нередко приходится слышать мнение, что раковины этих моллюсков были хрупкими. В это как-то не очень верится. Едва ли природа в таких массовых количествах выпускала когда-то «брак». Ясно, что при жизни иноцерамусов их раковины не должны были ломаться. Другое дело, что после смерти «владельцев» их «постройки» могли терять прочность, поскольку разрушались какие-то слои створок, скажем, перламутровый, конхиолиновый. И вот тогда, при размывах осадка на дне моря, а они наверняка случались, раковины могли ломаться.
Есть в белой толще остатки и других живых существ. Похожие на небольшие веретена ростры белемнитов актинокамаксов интермедия, раковины двустворчаток-спонцилюсов («позвонков»), грифей никитини… Если задержаться у меловых слоев подольше, то в них можно найти и еще кое-какие окаменелости…
Туронское море, придя на место своего предшественника, размыло часть песчаных «страниц», написанных в Сеноманском бассейне, добавило в фосфоритовый слой черных желваков, акульих зубов, раковин и окаменевших костей ящеров, а поверх этой «коллекции» стало отлагать светлые меловые илы. На западе нашей области они были с примесью песка и глины, поступавших с полузатопленного Воронежского острова. На востоке — с глиной, принесенной водой с какой-то недалекой суши. в конце века Туронский бассейн стал мелеть. Его дно основательно поднялось на западе и севере области, а в центре образовался даже обширный остров. В результате во всех этих местах о первом, по-настоящему «меловом» море можно теперь узнать только по белым галькам, темным фосфоритовым желвакам, характерным зубам акул и по многочисленным обломкам раковин крупных иноцерамов, уцелевшим при размывах.
Однако отдельные «страницы» туронской летописи кое-где и сохранились: на юге области, в окрестностях Вольска, в Заволжье.
Вероятно, лучшее, что мы можем сделать, это стремиться к максимальному правдоподобию, не надеясь преодолеть все сомнения…
Энтони Хэллем
Слово «коньяк» известно во всем мире главным образом как название крепкого спиртного напитка. Произошло оно от имени небольшого городка, расположенного во французском департаменте Шаранта, жители которого когда-то придумали особый способ переработки виноградного сока и выдержки его в дубовых бочках. И только очень немногие знают, что в окрестностях города Коньяк кроме виноградников, винокурен и винных подвалов есть еще и разрезы земной коры, где в середине прошлого столетия ученый Кокен впервые сумел прочесть некоторые «страницы летописи» девятого века мелового периода и что этот этап истории планеты, в соответствии с геологическими традициями, тоже получил название — коньяк.